Бремя свободы осилит счастливый
Название: Невидимые нити.
Фендом: "Возвращение в Брайдсхед"
Персонажи: Чарльз Райдер/Себастьян Флайт
Рейтинг: G
Примечание: маленький отрывок по мотивам книги Ивлина Во и фильма с Беном "Возвращение в Брайдсхед", навеянный садистом-автором. Кто читал-смотрел, может быть поймут, почему я не удержалась и написала такой финал. Дико извиняюсь, но я попыталась изобразить Ивлина Во. )
Читать?
Я полагал, что никогда более не увижу его, но я ошибался.
Судьба приготовила мне неожиданную встречу. На столько неожиданную и долгожданную, что когда она произошла, я не нашелся что сказать, и чувства, которые, казалось, должны были бы выплеснуться через край десятилетиями ожиданий, враз притихли, испугавшись того, что представший перед моим взором человек может быть всего лишь искусным миражом.
Это случилось в один из жарких летних дней, которые я проводил в Италии, вместе со своей семьей. Торопиться мне было некуда. Война прокатилась по этим местам, и исчезла за горизонтом, оставив после себя несмываемый серый налет. Вся Европа сейчас напоминала потрескавшуюся соляную равнину – безжизненная почва, где сухая как пергамент, а где покрытая размокшей от долгих дождей глиной. Так что по большому счету было все равно куда ехать, где коротать дни.
Мои картины, на которых были запечатлены старинные особняки, островки ушедшего века, нынче безвозвратно потерянные, и потому особо ценные, обеспечили нам беззаботное существование на несколько лет вперед, и на очереди у меня стояли новые заказы, в основном с другого континента, не затронутого войной, и потому не дезориентированного в пространстве жизненных ценностей.
Мне только что исполнилось 40 лет. Двое моих детей были определены в прекрасную школу в Америке, и Селия могла перевести дух.
Когда-то наш брак чуть не распался на мелкие осколки, когда я встретил тень моего прошлого. Джулия вошла в мою жизнь, как отголосок еще более древнего чувства, и принесла с собой смятение и страхи, совершенно, как казалось мне тогда, не нужные.
После десяти мертвых лет она явилась глотком воздуха, который я вдохнул с радостью и восторгом, с замиранием сердца, поддавшись этой пьянящей гамме миражей и воспоминаний. Своим видом, своей схожестью чертами лица с ним, с тем, чьей тенью пребывала, она приносила боль, и тут же исцеляла эти раны. Я смотрел на нее, я готов был бросить все к ее ногам, потому что она как луч света, вдруг дала мне веру в чудо. Если вернулась она, то может быть, вернется и он, появится из глубин моей памяти, воскреснет и сойдет с креста, сбросив с себя пепел, возродится как феникс. И я, восхищенно любуясь совершенными ее чертами, замер в тщетном и болезненном ожидании, напряженно прислушиваясь, готовый уловить звук знакомых легких шагов.
Но время шло, и ничего не происходило, и постепенно я снова забывал о своих ожиданиях, сердце успокаивалось, Джулия становилась не более чем случайным фантомом, которым я увлекся, источником, утолившим лишь на время мою жажду, более, чем кто–либо еще был способен. Но все же только на время. И когда это время вышло, мы отделились друг от друга, окончательно разошлись в разные стороны, каждый в поисках своего Грааля. Но мой Грааль был спрятан надежней всего.
После моей с ней встречи прошло еще несколько лет.
И вот – я стою посреди залитой солнцем улицы в Риме, не в силах пошевелиться, произнести хотя бы слово. Лицо мое спокойно, но это лишь застывшая маска, потому что я просто не имею в своем распоряжении тех эмоций, которые должен испытывать, глядя на человека в толпе, стремительно удалявшегося, лавирующего средь шумных итальянцев со знакомым мне изяществом.
Я перевожу дух. Конечно же, это мираж, это какая-то шутка подсознания, вывернутая наизнанку, насмешка над самыми сокровенными ценностями моей души. Я слишком много рефлексировал и в результате сам создал этот удивительный фокус. Секунду спустя я уже бежал за ним, выискивая глазами. В ушах билось «не может быть…невозможно… только бы это был не он».
Только бы не он – потому что я понятия не имел, чтобы сказал ему при встрече. Когда мы виделись последний раз – около двадцати лет тому назад, на руинах ушедшего мира, среди грязи, шума и нищеты Марокко, он был уже потерян для меня. Тогда я просто развернулся и перешагнул порог, оставив это гибнущее в алкогольной зависимости упрямое существо в компании с худшим человеком, которого только он мог найти. Тогда Себастьян сказал мне – «Как странно вдруг заботиться о ком-то, когда всю жизнь заботились о тебе».
Я не смог удержать его, я позорно капитулировал, я ничего не сделал, кроме как давал ему денег на выпивку, когда все остальные не давали, и он закладывал свои вещи - серебряные часы, портсигар, как будто влачил нищенское существование. Я не сделал ровным счетом ничего. Эта слабость и безволие, эта покорность судьбе обошлась мне смертью при жизни – когда последующие долгие годы я блуждал словно во тьме, изредка видя тусклый свет в чем-то вроде путешествия по диким джунглям или в своих картинах.
Наконец, когда нас разделяло всего несколько шагов, я осмелился позвать его по имени. Буквы царапали гортань, мне казалось, я говорю на незнакомом языке, и он меня не понимает. Так бывает во сне – вроде бы ты кричишь что есть сил, но окружающие тебя не слышат. Я не любил такие сны.
- Себастьян.
Он остановился, так резко, что чудом не врезался в человека рядом.
Это действительно он, подумал я. А вдруг все таки?... вдруг я обознался. Извинюсь и пойду дальше, как будто ничего и не было. И забуду об этом навсегда.
Он обернулся. Я выдохнул, всматриваясь в черты – ища знакомое, то, что сохранила память. Как мало и как много этого осталось! Годы сделали свою работу, но как будто бы нехотя, в полсилы, и даже не смотря на то что покинул я его в плачевном состоянии алкогольной зависимости, лицо его сохранило прежнюю феноменальную красоту, которую после я искал и находил в его сестре.
Несколько секунд он всматривался в позвавшего его, немного удивленно, удивление сменялось чем-то другим, чем-то схожим по сути с моими чувствами – как казалось мне в тот миг. Как я смел надеяться.
- Себастьян… - повторил я.
Много лет назад, в Оксфорде, он сказал мне – я сейчас отчетливо это вспомнил: как хорошо было бы спрятать ценности в разных местах, в тот самый миг, когда ты счастлив, а потом вернуться за ними, через много-много лет, найти и вспомнить все, до мельчайших подробностей. Все то счастье, испытанное и пережитое почти жизнь назад.
Сейчас он смотрел на меня и улыбался.
короткое продолжение в комментах.
Фендом: "Возвращение в Брайдсхед"
Персонажи: Чарльз Райдер/Себастьян Флайт
Рейтинг: G
Примечание: маленький отрывок по мотивам книги Ивлина Во и фильма с Беном "Возвращение в Брайдсхед", навеянный садистом-автором. Кто читал-смотрел, может быть поймут, почему я не удержалась и написала такой финал. Дико извиняюсь, но я попыталась изобразить Ивлина Во. )
Читать?
- А как эта местность называется?
Он ответил; и в ту же секунду словно кто-то выключил радио и голос, бубнивший у меня над ухом, беспрестанно, бессмысленно день за днем, вдруг пресекся; наступила великая тишина, сначала пустая, но постепенно, по мере того как возвращались ко мне потрясенные чувства, наполнявшаяся сладостными, простыми, давно забытыми звуками, ибо он назвал имя, которое было мне хорошо знакомо, волшебное имя такой древней силы, что при одном только его звуке призраки всех этих последних тощих лет чередой понеслись прочь.
***
При появлении Себастьяна серые фигуры моих университетских знакомых отошли на задний план и затерялись в окружающем ландшафте, словно овцы в туманном вереске взгорий…
…Но истина открылась мне в тот день, когда Себастьян, листая от нечего делать «Искусство» Клайва Белла, прочел вслух:
«Разве кто-нибудь испытывает при виде цветка или бабочки те же чувства, что и при виде собора или картины?» - и сам ответил: «Разумеется. Я испытываю».
***
Патер Браун сказал примерно так: «Я изловил его – вора – с помощью скрытого крючка и невидимой лесы, которая достаточно длинна, чтобы он мог зайти за край света, но все равно притянет его назад, стоит только дернуть за веревочку»
***
- Ты любил его, правда?
- Любил. Он был предтечей.
***
Ивлин Во, «Возвращение в Брайдсхед».
Он ответил; и в ту же секунду словно кто-то выключил радио и голос, бубнивший у меня над ухом, беспрестанно, бессмысленно день за днем, вдруг пресекся; наступила великая тишина, сначала пустая, но постепенно, по мере того как возвращались ко мне потрясенные чувства, наполнявшаяся сладостными, простыми, давно забытыми звуками, ибо он назвал имя, которое было мне хорошо знакомо, волшебное имя такой древней силы, что при одном только его звуке призраки всех этих последних тощих лет чередой понеслись прочь.
***
При появлении Себастьяна серые фигуры моих университетских знакомых отошли на задний план и затерялись в окружающем ландшафте, словно овцы в туманном вереске взгорий…
…Но истина открылась мне в тот день, когда Себастьян, листая от нечего делать «Искусство» Клайва Белла, прочел вслух:
«Разве кто-нибудь испытывает при виде цветка или бабочки те же чувства, что и при виде собора или картины?» - и сам ответил: «Разумеется. Я испытываю».
***
Патер Браун сказал примерно так: «Я изловил его – вора – с помощью скрытого крючка и невидимой лесы, которая достаточно длинна, чтобы он мог зайти за край света, но все равно притянет его назад, стоит только дернуть за веревочку»
***
- Ты любил его, правда?
- Любил. Он был предтечей.
***
Ивлин Во, «Возвращение в Брайдсхед».
Я полагал, что никогда более не увижу его, но я ошибался.
Судьба приготовила мне неожиданную встречу. На столько неожиданную и долгожданную, что когда она произошла, я не нашелся что сказать, и чувства, которые, казалось, должны были бы выплеснуться через край десятилетиями ожиданий, враз притихли, испугавшись того, что представший перед моим взором человек может быть всего лишь искусным миражом.
Это случилось в один из жарких летних дней, которые я проводил в Италии, вместе со своей семьей. Торопиться мне было некуда. Война прокатилась по этим местам, и исчезла за горизонтом, оставив после себя несмываемый серый налет. Вся Европа сейчас напоминала потрескавшуюся соляную равнину – безжизненная почва, где сухая как пергамент, а где покрытая размокшей от долгих дождей глиной. Так что по большому счету было все равно куда ехать, где коротать дни.
Мои картины, на которых были запечатлены старинные особняки, островки ушедшего века, нынче безвозвратно потерянные, и потому особо ценные, обеспечили нам беззаботное существование на несколько лет вперед, и на очереди у меня стояли новые заказы, в основном с другого континента, не затронутого войной, и потому не дезориентированного в пространстве жизненных ценностей.
Мне только что исполнилось 40 лет. Двое моих детей были определены в прекрасную школу в Америке, и Селия могла перевести дух.
Когда-то наш брак чуть не распался на мелкие осколки, когда я встретил тень моего прошлого. Джулия вошла в мою жизнь, как отголосок еще более древнего чувства, и принесла с собой смятение и страхи, совершенно, как казалось мне тогда, не нужные.
После десяти мертвых лет она явилась глотком воздуха, который я вдохнул с радостью и восторгом, с замиранием сердца, поддавшись этой пьянящей гамме миражей и воспоминаний. Своим видом, своей схожестью чертами лица с ним, с тем, чьей тенью пребывала, она приносила боль, и тут же исцеляла эти раны. Я смотрел на нее, я готов был бросить все к ее ногам, потому что она как луч света, вдруг дала мне веру в чудо. Если вернулась она, то может быть, вернется и он, появится из глубин моей памяти, воскреснет и сойдет с креста, сбросив с себя пепел, возродится как феникс. И я, восхищенно любуясь совершенными ее чертами, замер в тщетном и болезненном ожидании, напряженно прислушиваясь, готовый уловить звук знакомых легких шагов.
Но время шло, и ничего не происходило, и постепенно я снова забывал о своих ожиданиях, сердце успокаивалось, Джулия становилась не более чем случайным фантомом, которым я увлекся, источником, утолившим лишь на время мою жажду, более, чем кто–либо еще был способен. Но все же только на время. И когда это время вышло, мы отделились друг от друга, окончательно разошлись в разные стороны, каждый в поисках своего Грааля. Но мой Грааль был спрятан надежней всего.
После моей с ней встречи прошло еще несколько лет.
И вот – я стою посреди залитой солнцем улицы в Риме, не в силах пошевелиться, произнести хотя бы слово. Лицо мое спокойно, но это лишь застывшая маска, потому что я просто не имею в своем распоряжении тех эмоций, которые должен испытывать, глядя на человека в толпе, стремительно удалявшегося, лавирующего средь шумных итальянцев со знакомым мне изяществом.
Я перевожу дух. Конечно же, это мираж, это какая-то шутка подсознания, вывернутая наизнанку, насмешка над самыми сокровенными ценностями моей души. Я слишком много рефлексировал и в результате сам создал этот удивительный фокус. Секунду спустя я уже бежал за ним, выискивая глазами. В ушах билось «не может быть…невозможно… только бы это был не он».
Только бы не он – потому что я понятия не имел, чтобы сказал ему при встрече. Когда мы виделись последний раз – около двадцати лет тому назад, на руинах ушедшего мира, среди грязи, шума и нищеты Марокко, он был уже потерян для меня. Тогда я просто развернулся и перешагнул порог, оставив это гибнущее в алкогольной зависимости упрямое существо в компании с худшим человеком, которого только он мог найти. Тогда Себастьян сказал мне – «Как странно вдруг заботиться о ком-то, когда всю жизнь заботились о тебе».
Я не смог удержать его, я позорно капитулировал, я ничего не сделал, кроме как давал ему денег на выпивку, когда все остальные не давали, и он закладывал свои вещи - серебряные часы, портсигар, как будто влачил нищенское существование. Я не сделал ровным счетом ничего. Эта слабость и безволие, эта покорность судьбе обошлась мне смертью при жизни – когда последующие долгие годы я блуждал словно во тьме, изредка видя тусклый свет в чем-то вроде путешествия по диким джунглям или в своих картинах.
Наконец, когда нас разделяло всего несколько шагов, я осмелился позвать его по имени. Буквы царапали гортань, мне казалось, я говорю на незнакомом языке, и он меня не понимает. Так бывает во сне – вроде бы ты кричишь что есть сил, но окружающие тебя не слышат. Я не любил такие сны.
- Себастьян.
Он остановился, так резко, что чудом не врезался в человека рядом.
Это действительно он, подумал я. А вдруг все таки?... вдруг я обознался. Извинюсь и пойду дальше, как будто ничего и не было. И забуду об этом навсегда.
Он обернулся. Я выдохнул, всматриваясь в черты – ища знакомое, то, что сохранила память. Как мало и как много этого осталось! Годы сделали свою работу, но как будто бы нехотя, в полсилы, и даже не смотря на то что покинул я его в плачевном состоянии алкогольной зависимости, лицо его сохранило прежнюю феноменальную красоту, которую после я искал и находил в его сестре.
Несколько секунд он всматривался в позвавшего его, немного удивленно, удивление сменялось чем-то другим, чем-то схожим по сути с моими чувствами – как казалось мне в тот миг. Как я смел надеяться.
- Себастьян… - повторил я.
Много лет назад, в Оксфорде, он сказал мне – я сейчас отчетливо это вспомнил: как хорошо было бы спрятать ценности в разных местах, в тот самый миг, когда ты счастлив, а потом вернуться за ними, через много-много лет, найти и вспомнить все, до мельчайших подробностей. Все то счастье, испытанное и пережитое почти жизнь назад.
Сейчас он смотрел на меня и улыбался.
короткое продолжение в комментах.
я вам поверила. почему нет. очень хочется героям счастья
прекратите это, я же на работе. у вас замечательный язык и стиль. спасибо вам, теперь я точно знаю что у них всё в порядке.мир, дружба, Алоизиус!
у вас замечательный язык и стиль
это все Ивлин Во! он прекрасен. Я лишь скромно постаралась выдержать аутентичность.
уже давно ищу фики по "Возвращению в Брайдсхед" с этим пейрингом и вы меня так порадовали *____*
очень красиво написано.
спасибо большое!
еще маленький отрывок.